Глава 5. Про мудрых дураков и недалеких умников

 

Если человек обращается к Богу, то сие деяние называют молитвой, а если Бог к человеку? Как назвать это? Ну, конечно же! Шизофренией!

Хотя если рассуждать логически, то в чем разница?

И почему это человеку к Господу обращаться можно – при этом он почему-то считается вполне нормальным, но стоит лишь Господу заговорить со своим созданием, как того сразу же везут в психушку, кутают в усмирительную рубаху и до полной прострации закалывают психотропными препаратами?

Где же справедливость, господа целители душ? Где демократия?..

 

…Как доктор и обещал, подселили наших героев в трехместную палату, где уже находился один пациент.

Это был взъерошенный и бородатый молодой человек лет двадцати пяти. Он сидел на кровати в позе лотоса и внимательно созерцал собственные пятки. Увидев гостей, он вскочил и начал дотошно рассматривать их. По вполне понятным причинам особую его заинтересованность вызвал Маврикий, который в этот раз гипноз не использовал и предстал перед старожилом палаты в собственной оболочке.

Усмирительную рубашку с него уже сняли, но по каким-то причинам обмотали рога бинтами с ватными тампонами, что бы он, видимо, ими в случае возможного буйства, вдруг не повредил обитателей клиники.

Лохматый созерцатель пяток три раза обошел вокруг черта. Несмело дотронулся до рогов. Затем, уже посмелее, потянул за бороду.

Черт мягко отвел руку душевнобольного от своей бороды, и представился:

- Маврикий, черт, ангел-хранитель собственной персоной. С кем имею честь?

Псих отскочил в сторону, залез на привинченную к полу табуретку и промолвил:

- Известно - каждый поп и инок,

Дом божий превращает в рынок!..

Маврикию стих очень понравился, это сразу было видно. Он довольно хихикнул, погладил бородку и сказал:

- Я вижу, тут обитает мой единомышленник. Скажите, любезный, вы действительно резко негативно относитесь к церкви?

Душевнобольной прокашлялся и, закатив от наслаждения собственной значимостью глаза, продолжил:

- Толпа церковников жадна:

Привыкнув грабить издавна,

Живя бессовестным обманом,

Церковник ловко лжет мирянам.

После чего псих соскочил с табуретки и, потеряв всякий интерес к вновь прибывшим, залез на свою койку и принялся делать то, чем он занимался до прибытия Вани с Маврикием. То есть созерцанием собственных пяток.

- Посмотри-ка, Ваня, на этот достойнейший образчик человеческого духа. - Сказал Маврикий. - Даже здесь, за решеткой психбольницы он продолжает нести правду в массы.

- Да уж, образчик! Не удивительно, что он здесь оказался!

- А хочешь знать его историю? - Спросил Маврикий Ваню, застилая свою койку.

- Ну, давай, провидец ты мой парнокопытный, все равно здесь делать больше нечего! - Плюхнулся Ваня на свою не заправленную кровать.

- Звать его Миша, по крещению нарекли Никанором. Он бывший поп, который разочаровался в церкви. Да, Ваня, он был очень честным попом и свято верил в то, что его проповеди несут людям счастье и умиротворение. Но как-то однажды он узнал, что один из высоких церковных сановников бессовестно присваивает пожертвования мирян церкви. Своим открытием он поделился с еще более высоким начальством, но там за молчание ему предложили... денег! Отец Никанор посчитал себя оскорбленным и про все, что узнал начал рассказывать своей пастве. Какая тогда поднялась шумиха! Попа лишили сана, отлучили от церкви и изгнали вон, на улицу. Оставшийся не у дел безработный поп окончательно разочаровался в церкви, стал ярым атеистом и на почве чего окончательно свихнулся.

- Впрочем, Ваня, тут он сам все это описывает, - добавил Маврикий и проворно подскочил к кровати бывшего священника. Затем засунул руку под подушку и извлек оттуда измятую ученическую тетрадку, исписанную мелким, но разборчивым подчерком.

 

 

Записки отца Никанора

 

О, еже си на небеси. Или нет! На небеси еже си. А впрочем, я уже не так уверен, что там на небеси кто-то еже си. И с каждым днем сомневаюсь в этом все больше.

Но, в самом деле, если на небеси Он еже си, то вряд ли допустил бы, чтобы отец Филимон обкрадывал мирян.

Значит еже си он явно не на небеси! Тогда где?

Где же он должен сидеть, чтобы грех отвратный отца Филимона не замечать? Ну, допустим, что один раз или даже пусть несколько раз Он отлучался по нужде… Но ведь это только несколько раз, а отец Филимон ворует все время…

Господи! Неужели у тебя диарея?..

Тогда докладываю – отец Филимон грешит больше мирян… Вот недавно, объявил на проповеди Филимон, что явился ему средь ночи, на пустыре… единорог и заявил, что если миряне не пожертвуют определенную сумму на постройку на этом самом пустыре Храма Господня, то не избежать им гиены огненной…

Докладываю – распоряжение единорога не выполнено! Денег немного на утро собрали, но пошли они не на Храм Господень, а на поправку здоровья самого отца Филимона. С тех самых пор отец Филимон только за пожертвованиями для Вашего Храма в наш храм и является, здоровье поправляет до ночи, а потом к единорогу, на пустырь о проделанной работе рапортовать спешит.

Наутро перед мирянами отчитывается, сколько еще денег единорог собрать наказал.

Только, прости меня Господи, сдается мне, что привиделся единорог-то отцу Филимону. Ну, в самом деле, он ведь как причастится на отпевании, на венчании, да на крестинах, то ему не только единорог является, но и двурог тоже.

Что ты, Господи, говоришь? Нет, двурог денег не просит, он душу у отца Филимона требует, а Филимон и говорит:

- «Бери, только отцепись, козел блохастый»!

Что, Господи? Изгнать беса надобно? Так как же ты его изведешь, если его не видно? Молитвой? Когда заснет? Ну ладно, молитвой попробую…

 

…Как ты, Господи и наказывал, сегодня изгонял беса из отца Филимона… Страшенно болит челюсть… После изоняния-то… Ты ведь, Господи не сказал, что отец Филимон раньше боксером был, а то бы я поостерегся пятки ему ладаном жечь.

Что, Господи? Кто меня учил так беса изгонять. Никто! Я сам придумал… Молитва ведь не помогла – час ею беса изгонял, а Филимон только пятки скребет во сне. Вот я и решил, что бес в них и поселился…

Как, Господи? Что, религия тут бессильна? А что сильно? Нарколог?

Кстати, Господи, у меня ведь тоже пятки чешутся, так может мне тоже, нарколог-то?

Нет? А кто? Психиатр? Ну, ладно, я подумаю…

 

…Сегодня пригласил нарколога – беса из отца Филимона изгонять. Изгнал. Отец Филимон нарколога из храма божьего изгнал… Тот плевался и кричал, что ноги его больше у нас, «алкогольных делириков» не будет. Ну, алкогольных, понятно, а вот «делириков»?.. Такого мы в духовной семинарии не проходили…

Что, Боже? Это так наркологи белую горячку называют? Надо запомнить… А ноги его точно у нас не будет, а душа его у нас будет? Нет, не будет? А у кого будет? А, у двурога! Понятно…

Почти все понятно. Только не ведомо как грех Филимонов пресечь… К кому теперь обращаться?

Что, Господи? К прокурору? Ну, я попробую…

 

…Извини, Господи, что долго не рапортовал. Как твоя диарея? Судя по тому, что Филимон далее проказничает, все не проходит? Ну, что ж, как слуга Твой, рапортую:

Намедни изгонял беса с помощью прокурора. Только, Господи, прокурор тоже не смог ирода победить.  Очень старался, болезный… Следственный эксперимент с отцом Филимоном делал. Так старался, что заснул вместе с Филимоном под иконой Богородицы и бутылкой «вещдока» в руках…

Кстати, Господи, а что такое «вещдок»?  И сколько его нужно выпить, чтобы следственный эксперимент до конца довести? Думаю, что много, потому что отец Филимон и прокурор уже третью неделю не просыхают…

 

…Сегодня снова был нарколог и забрал с собой прокурора. Он обещал, что познакомит его с Фемидой, только на таких условиях прокурор согласился ехать в вытрезвитель.

Что же ты молчишь, Господи? У тебя нет слов? Нет?!! А диарея? Есть?!! Ладно! Тогда я к митрополиту обращусь…

 

… Знаешь, Господи, а митрополит-то в доле! Нет, Господи, не надо мне объяснять, что такое «доля», это я уже и сам понял… Он и мне долю предлагал, только я  честный слуга Твой, отказался…

Что, Господи? Кто я? Лопух? Но, почему же, Господи, я ведь не зеленый! Я не зеленый лопух?!! А кто еще? Лох? Такого мы в духовной семинарии не проходили… Надо запомнить…

Ну, ладно, расскажу все пастве, может они Филимона и образумят…

 

… Сегодня все рассказал пастве… Ой, как болят ребра!

Господи, ну почему они верят Филимону, а не мне, твоему преданному слуге? Даже митрополиту «настучали»… Кстати, как тебе мое новое слово – «стукач»? Меня им на проповеди паства назвала. Надо запомнить…

 

…Господи! Сегодня меня отлучили от церкви. Сам митрополит!.. Почему же ты не вступился, Господи? Я ведь твой верный слуга…

Что, Господи? Тебе слуги не нужны? А кто нужен? Подельники?!! Ну, знаешь, Господи, это уже слишком…

А может и диареи у тебя нет, Господи? Нет?!! А что же есть? Как, ничего нет? А сам-то ты есть, а, Господи? И тебя нет? Так я и думал…

Что ж последую твоему совету и обращусь к психиатру…

 

На этом записи прерывались…

 

Все молчали, потрясенные услышанным.

- Когда избрал ты верный путь,

Судьей тебе лишь совесть будь! - Произнес отставной поп, внимательно слушавший повествование Маврикия.

- Видишь, какой образованный стал, как с церковью расстался. Классиков цитирует! - Нравоучительно поднял палец черт.

Ваня только вздохнул. Уж он то точно знал, во что может превратиться разочаровавшийся в жизни человек. Прочувствовал это на своей шкуре. Ему стало жаль отца Никанора, и он с сочувствием на него посмотрел. Никанор почесал пятку и с ответным вниманием уставился на одноглазого Ваню.

- Лишь дружба нам поможет

Тех, коих завить гложет,

Сплотить в один союз

Посредством крепких уз!

- Ты, смотри, к бунту призывает! - Изумился Ваня.

- Здесь можно, Ваня, - откликнулся черт, - психушка во все времена была единственным рассадником демократии. Школа правды, так сказать. В недалекие советские времена через нее прошли многие нынешние выдающиеся деятели!

- Это заметно! - С иронией произнес Ваня. - Ты, телохранитель мой, бородатый, лучше скажи, как мы отсюда выбираться будем.

- Да выберемся как-нибудь.

Отец Никанор заерзал на койке.

- Щас что-нибудь помолвит! - Прошептал Ваня и оказался прав.

Никанор как обезьяна запрыгнул на быльце кровати и оттуда произнес:

- Трудитесь! Мир не будет раем,

Для тех, кто хочет жить лентяем.

- Во-во, правильно ты, Миша, говоришь, - подхватил мысль сумасшедшего Ваня, - чтобы выбраться отсюда, действовать надо, а не ждать у моря погоды.

Черт пожал плечами, но промолчал.

- Скажи-ка, Маврикий, - обратился к черту Ваня, - ведь у других людей тоже есть ангелы-хранители?

- Вестимо, у большинства есть! А что?

- Так почему же их не видно, а ты всем глаза мозолишь? Ведь из-за тебя я эту халупу попал.

Черт задумался и как-то несмело взглянул на Ваню.

Почувствовав недоброе, охраняемый сказал:

- Ну, давай, рогатый, колись, где ты еще смухлевал, а то крестным знамением как осеню! Мало не покажется.

Черт опустил глаза:

- Помнишь, Ваня, я тебе говорил, что в студенческие годы язвой страдал?

- Помню!

- Так я тогда занятия в академии пропускал. По болезни. А в это время как раз невидимость на курсе проходили.

- Ясно! А, что, самому потом выучить это нельзя было?

- Да, в принципе можно было, конечно, но я тогда не знал, что мне это может понадобится когда-нибудь. Я же инженер, Ваня. - Окончательно расстроился черт.

Но Ване его не было жалко.

- Маврикий, из-за твоей низкой квалификации нам теперь придется всю жизнь провести среди психов. - Сказал он с намерением пристыдить черта.

Но черт уже обрел душевное равновесие, и видимо, вспомнив, что лучшая защита - нападение, устремился в словесную атаку:

- А кого с третьего курса за хроническую неуспеваемость выгнали? Меня, что ли? А кто занятия без уважительных причин пропускал, я что ли?

- Ладно, ладно! - Примиряюще сказал Ваня. - Я тоже хорош. Хотя в ангелы все же не лезу.

- А может мне удобнее за тобой здесь присматривать, а, Ваня, - заблеял по козлячьему черт, - тут ты под наблюдением, и от меня тебе не так просто будет избавиться. Я ведь знаю, что об этом только ты и мечтаешь.

В палате нависла напряженная тишина, которою нарушили сразу несколько людей в белых халатах.

Они с видом хозяев зашли в помещение. Трое врачей, среди которых был и уже знакомый нам доктор, медсестра с листом назначений в руках и два амбала-санитара, на случай усмирения буйных пациентов.

- Вот они! - Сказал знакомый нашим героям врач.

- Вижу! - Откликнулся дородный высокий мужчина с приколотой к халату биркой, сообщающей любопытствующим, что это сам директор клиники. - Почему не привели больных в порядок?

- Что вы имеете в виду? - Спросил врач.

- Почему этому, - указал директор в сторону Маврикия, - до сих пор не срезали рога?

- Да он, в принципе, не буйный!

- Не имеет значения. Рога спилить и побрить! Детально обследовать, а через неделю обоих на консилиум - будем решать, что с ними дальше делать!

- Де дам! - Завопил черт.

- А тебя никто и спрашивать не будет! - Злорадно сощурился один из санитаров.

- Имейте в виду! - Предупредил черт. - Я владею всеми видами известных единоборств. И неизвестных тоже, и буду сопротивляться.

- Га-га-га! - Словно гусь загоготал второй санитар.

У него как по мановению волшебной палочки в руках появилась самая обычная пилка по металлу. Он многозначительно ею помахал и угрожающе двинулся к черту.

Но Маврикий не зря предупреждал санитаров. Он оказал такое яростное сопротивление, что через минуту оба санитара валялись на полу и как дети размазывали слезы по щекам - их еще никто и никогда в жизни так не унижал. А тут какой-то допотопный черт!

Врачи перепугано жались в угол. Наконец прибыла подмога - явились все санитары, бывшие к тому времени в клинике. Началась общая свалка.

Конечно же, Ваня не мог упустить такой момент. С криком: "Наших бьют"! - Он ринулся в самую гущу свалки и тут же с наслаждением расквасил кому-то нос, а ему в ответ подбили второй глаз...

Над полем боя величественно возвышался отец Никанор. Он воздел руки к облезшему потолку палаты и торжественно продекламировал:

- Так повелось уже веками:

Обжегшись, мы не лезем в пламя.

А тот, кто правду говорит,

Бывает беспощадно бит.

Силы, однако, были неравны, и скоро все было кончено. Санитары покинули палату, а наши герои, прочно привязанные усмирительными рубашками к койкам и обколотые для успокоения аминозином, дрыхли как младенцы.

Безрогий и гладко выбритый черт, чем-то смахивающий на молодого поросенка, что-то страстно шептал во сне.

Отец Никанор приблизился к нему и прислушался.

- О, Мария, любовь! - Страдал Маврикий во сне.

Безумец вздохнул, бессильно развел руками.

- Искусство стряпчих таково:

Туман и больше ни чего... - Горько произнес сумасшедший поп и отправился на свою койку спать.